Исполняющий обязанности главы Бурятии Алексей Цыденов дал большое интервью агентству ТАСС. 7 февраля после ухода с поста главы республики томича Вячеслава Наговицына возглавил Алексей Цыденов — уроженец Читинской области (сейчас это Забайкальский край), потомственный железнодорожник, начинавший свою карьеру на Дальнем Востоке.
Пройдя путь от бухгалтера Дальневосточной железной дороги до замминистра транспорта России и члена совета директоров РЖД, он вернулся в Сибирь и встал у руля региона с проблемами, присущими, как он сам говорил неоднократно, многим субъектам РФ. В интервью Алексей Цыденов рассказал, как он сделает Бурятию «суперреспубликой», почему местные жители не любят «варягов» и что регион выиграет от закрытия цинковых рудников в Австралии.
— Вы буквально после назначения заявили о том, что хотите сделать из Бурятии «суперреспублику», что это значит для вас?
— Да, я хочу, чтобы республика шагала вперед, процветала и стала суперреспубликой. Я даже такой мем-идею запустил — «суперреспублика». Это связано не только с туристическим брендом. Это бренд Бурятии в целом. Главная наша задача — повысить статус республики. Это сразу решит несколько задач. Первое и самое главное — это изменит самоощущение людей, живущих в Бурятии.
Мы хотим, чтобы самые молодые, самые перспективные, самые активные, самые продвинутые не уезжали, а, наоборот, стремились в Бурятию и здесь реализовывали себя. Поэтому я надеюсь, что вкладывать деньги в Бурятию будут все.
Во-вторых, следствием повышения статуса станет привлечение инвестиций. Инвестор должен понимать, что Республика Бурятия — активная и прогрессивная республика. И он сразу по-другому будет воспринимать все риски инвестирования — коммерческие, кадровые, административные, какие угодно.
Он увидит, что административный ресурс благоприятно настроен, все люди высокообразованные, трудоспособные и трудолюбивые, есть удобная логистика, налажены коммерческие связи. Инвестор видит все это и вкладывает деньги.
— Кто вас поддерживает из крупных политических и промышленных групп?
— Мне не один раз задавали такой вопрос — чей я: «Кто вас лоббировал, от кого вы идете в политику?» Отвечаю — ни от кого. А если серьезно, меня временно исполнять обязанности главы республики назначил президент страны.
Я действительно ничей, за мной не стоят никакие корпорации и политики. Поэтому я надеюсь, что вкладывать деньги в Бурятию будут все — и «Газпром», и Ростехнологии, и РЖД, и ФСК, и «Роснефть». Всех приглашаю инвестировать в республику.
Вы должны понимать, что сейчас в российские регионы пришла новая команда опытных молодых политиков. Их тщательно отбирают, прежде чем дать тот или иной участок работы: есть новый порядок отбора глав регионов.
Как это происходит? Реально там несколько человек — возможных кандидатов гоняют по тестам, собеседованиям, тщательно выбирают. Я тоже прошел через все этапы отбора.
Мне сказали: «Ну вот, ты прошел тесты и собеседования, иди и работай». Если честно, самой сильной эмоцией было в этот момент осознание ответственности, которая на тебя ложится.
— Вариантов отказаться от предложения возглавить республику не было?
— Может быть, и были, я не пробовал. (Смеется.) Зачем отказываться, если оказано такое доверие. Я же понимаю, что это очень амбициозная задача, вызов, который любому нормальному мужчине нужно принять.
Это великая честь — доказать, что все, что ты до этого делал, изучал, весь накопленный опыт ты теперь можешь применить и максимально эффективно использовать.
Я давно состою в кадровом резерве, и меня последних лет пять журналисты не раз «сватали» то в Хабаровск, то в Читу. И в этот раз мне даже родственники не поверили, когда прочитали о том, что еду в Бурятию. Думали, опять СМИ придумали.
— Сложные тесты были, когда шел отбор?
— Очень сложные. Отбор был двухэтапный. Сначала собеседование — трехчасовой экспресс-опрос. Про себя рассказываешь, на какие-то вопросы отвечаешь — что бы вы сделали в той или иной ситуации. Все проходит в достаточно быстром темпе, а потом 2,5 часа — компьютерные тесты, где тоже много вопросов.
— Какие самые трудные вопросы были?
— Вопросы были разные — на счет, аналитику, ситуативное поведение. Есть вопрос: яблоки, груши, бананы в разных странах в разный период времени стоят столько-то, продаются в таких-то объемах, диаграмма там — 15 разнонаправленных линий.
У тебя 15 секунд, чтобы принять решение, что выгоднее, куда выгоднее их продавать: бананы — в Бразилию, яблоки — в Монголию. Или дается большая таблица с набором информации, где нужно сделать быстрый вывод, какое решение наиболее оптимально.
При этом понимаешь, что 80% информации — шелуха для отвлечения внимания, начинаешь разбираться. Плюс есть вопросы поведенческие, вплоть до самых простых и обыденных: вас облил кофе официант, что вы будете делать? Времени на ответы мало, стоит секундомер: успел — не успел, следующий вопрос.
— С момента назначения вас на пост врио главы Бурятии прошло 100 дней. Общепринято считать, что этого времени достаточно, чтобы сформировать первые впечатления.
— Во время встречи с президентом России тогда, 7 февраля, я говорил, что у Бурятии есть большой потенциал. Надо признаться, я ошибался. Приехав в республику, я понял: на самом деле потенциал у региона огромный.
Возможностей для развития много, причем во всех сферах: в промышленности, добыче полезных ископаемых, сельском хозяйстве и, безусловно, туризме. Но в работе со всем богатством нужен системный подход.
Никто не спорит, что во всех направлениях и ранее работа велась, но можно сказать, что работа была точечная. Это латание дыр, решение проблемы здесь и сейчас — прыжки на амбразуру. Системного подхода на долгую перспективу не было и пока нет.
Что я увидел? В Бурятии живут достаточно сильные и гордые люди. Они очень положительные и почти все патриоты. В регионе есть сильное ТОСовское движение (ТОСы — территориальные общественные самоорганизации. — Прим. ТАСС), почти треть населения состоит в ТОСах. Что это значит? Они сами выходят на еженедельные субботники, целые объекты строят! Библиотеки, спортзалы, клубы, начальные школы, ФАПы (фельдшерско-акушерские пункты. — Прим. ТАСС), храмы, детские площадки, пожарные депо, мосты — вот такие объекты!
— Строят за свой счет?
— Мы небольшую поддержку ТОСам оказываем, но опять же как… Мы не даем деньги на какой-то конкретный объект.
ТОС работает, занимает первое, второе, третье место по району, получает премию — 80–200 тыс. рублей — в зависимости от того, какое место занял. Люди не делят эти деньги, а вкладывают в развитие. И у нас получается, что в среднем на каждый рубль, который мы даем в виде премий за хорошую работу общественникам, семь рублей вкладывает ТОС.
Вкладывает своим трудом, своими материалами — кто-то лес несет, кто-то доски, гвозди, краску, еще что-то. Это, конечно, достойно максимального уважения.
Честно скажу, я не ожидал такой активности от людей и того, как люди сами делают мир вокруг лучше. Недавно сгорела библиотека — люди взяли и заново ее построили, попросили нас только обновить книжный фонд, но строят здание сами.
Хочу сделать отдельный республиканский закон по ТОСам, только подходить нужно с осторожностью. Ведь любая бюджетная поддержка может убить инициативу, если забюрократизировать, зарегулировать процесс, требовать постоянно подробную отчетность.
— Что для вас сейчас является наиболее сложным, каких ошибок хотелось бы избежать?
— Не хочется принимать неверные решения… Но нельзя назвать что-то ошибкой, пока не начнешь действовать и не увидишь, как это работает. Самое сложное — не ошибки, наиболее острым и достаточно тяжелым для меня сейчас является кадровый вопрос.
Я уже половину регионального правительства на учебу отправил, повышаем квалификацию чиновников, в том числе и по направлению ГЧП (государственно-частное партнерство. — Прим. ТАСС). Возвращаются люди после учебы в регион с большими глазами (улыбается), всем очень интересно.
Сейчас целенаправленно делаем отдельную образовательную программу для правительства и глав муниципалитетов. Изучаем все, какие есть, предложения в Москве — привезем ректоров, наставников, бизнес-тренеров в Бурятию.
Всех чиновников будем подтягивать до современного уровня, экономить на этом не будем — меняется мир, законодательство, бизнес-практики, нужно быть современным. Даже за столь короткий промежуток времени эффект после обучения уже сейчас виден! Люди формируют другие предложения, по-другому смотрят на проблемы.
— А рекрутингом в других регионах занимаетесь?
— Здесь, в республике, с осторожностью относятся к «варягам», что отчасти связано с предыдущим неудачным опытом. Многие возлагают большие надежды на своих, ожидания и будущее связывают со своими. Я это учитываю.
Сейчас многие, кто уехал из региона раньше и уже состоялся в бизнесе, политике, хотят вернуться. Я смотрю, взвешиваю, прежде чем принять решение и пригласить в свою команду. В национальной республике все несколько сложней, неизбежно нужно учитывать баланс русских и бурят в команде.
— Незнание бурятского языка вам не мешает? Не было ситуации, когда что-то обсуждают, а вы не понимаете?
— Пока то, что я не знаю бурятский, мне не мешает, но учить язык я уже начал. Сохранение бурятского языка и национальной культуры — это для меня очень важная задача с точки зрения национальной идентичности.
Сейчас даже в национальных районах республики, где проживают в основном буряты, треть учеников в школах уже не говорят на родном языке. И если человек не говорит постоянно на родном языке, он забывается. Это происходит, конечно, не за один год, не за два, за десятилетия… Нельзя допустить этого.
— У Бурятии имидж не очень богатой республики. Что вы можете предложить бизнесу, чтобы инвесторы начали вкладывать в регион средства?
— Давайте я вам расскажу про якобы «бедный» регион…
Самое крупное угольное предприятие — в Бурятии. Не на Кузбассе, не в Якутии, не в Красноярском крае, а именно в Бурятии. Тугнуйский разрез считается одним из самых эффективных угольных предприятий в мире, там добывается порядка 14 млн тонн угля в год.
У нас самое эффективное в мире предприятие по добыче урана «Хиагда». Оно считается экологически чистым и имеет стопроцентный замкнутый цикл — нет ни грамма внешних выбросов. Есть вертолетный завод, где производят Ми-8.
У нас много чего есть. Но проблема в том, что про Бурятию и ее возможности мало кто знает! Вот вы знаете, что в республике около 1,2 тыс. горячих источников? У нас лучшие аршаны (источники. — Прим. ТАСС) в России! У нас радоновые источники более концентрированные, чем на Алтае. Потенциал для развития огромный, но развитие требует определенных инвестиций.
У нас ресурсы такие, что если начать их развивать, то получать отдачу можно очень долго. До конца года может начаться освоение цинкового месторождения «Озерный» в Еравнинском районе Бурятии — проект оценивается в 1,5 млрд долларов. Из-за роста мировых цен на ресурс появились новые перспективы.
В прошлом году в Австралии после истощения закрылось два цинковых рудника, цена пошла вверх: год назад было 1,5 тыс. долларов за тонну, сейчас — 2,5 тыс. долларов. Лицензиат Озерного месторождения — ГК «Метрополь» — сейчас отрабатывает варианты сотрудничества со шведской компанией и компанией из КНР. Идет борьба, выиграет тот, кто первый зайдет на разработку.
— Как вы работаете с инвесторами и чем можете помочь бизнесу?
— Мы абсолютно открыты для всех потенциальных инвесторов, работаем со всеми. Сейчас передо мной стоит, можно сказать и так, задача менеджера по продажам. Я лично встречаюсь со всеми бизнесменами, помогаю в ручном режиме. Мы ведем переговоры с резидентами Особой экономической зоны «Байкальская гавань»: решаем некоторые трудности с законодательством, чтобы развязать руки, пойти навстречу инвесторам в оформлении земельных участков.
Настрой у бизнеса есть, работаем. Помогаем по всем направлениям. Недавно удалось договориться с «Тетрапаком», чье оборудование в лизинге у крупнейшего в регионе предприятия «Молоко Бурятии». Оно находилось в предбанкротном состоянии, сейчас рефинансировалось, наращивает объемы производства. Мы договорились о том, что банки отзывают свои иски, приостанавливают дела. Я с ними буквально за ручку прошелся по всем банкам, чтобы решить проблемы.
— Есть у вас особые режимы с набором преференций и льгот для инвесторов?
— Запустили промышленный парк. У нас есть там резиденты, пока проекты на небольшие суммы — от 3 млн рублей. Если нет других, пусть будут такие, мы рады. Речка с ручейка начинается.
Хотя есть и более значимые инвестиции: компания «Ажур» работает в легкой промышленности, производит все — от носков до футболок. Пока компания работает на привозном сырье. Мы их ориентируем, чтобы работали на местном, — собираем в Бурятии шерсть, они закупают ее у нас.
Зашел в промпарк также небольшой инвестор, который перерабатывает пластиковый мусор в дорожную плитку. Сейчас с несколькими предприятиями я договаривался о перерегистрации: те, кто уходил из республики, вновь возвращаются в Бурятию.
— А куда уходили компании из республики и почему перерегистрировались в других регионах?
— Уходили в Иркутск, в Читу. Одни говорили, что кошмарили бизнес, другие из-за налогов, третьи из-за споров — кто-то с кем-то чего-то не поделил. Тут до правды не докопаешься. Я пытался узнать у собственников, но все очень аккуратны в выражениях. Главное — компании начали возвращаться в Бурятию. И это уже хорошо.
— В каких направлениях вами уже сделаны шаги на перспективу?
— Первое — это транспортная доступность. Начинается строительство автодорог: Улан-Удэнская агломерация попала в федеральную программу «Безопасные и качественные дороги» — по ней до конца года будет выделено около 1,5 млн рублей.
В целом на дороги в 2017 году мы потратим 6 млрд рублей — сумма беспрецедентная. Для такого объема работ у нас уже не хватает ресурсного потенциала: мы начали дополнительно закупать дорожную технику.
Если логистические проблемы решить, у нас конкурентов в Восточной Сибири не будет!
В аэропорту Байкал сейчас строится новая взлетно-посадочная полоса, благодаря ей воздушная гавань Улан-Удэ сможет принимать все типы самолетов. Мы ведем переговоры о прямых авиарейсах с Китаем и Монголией — как о регулярных, так и о чартерных.
Перелет к нам из Москвы станет дешевле: в октябре зайдет «Победа». Цена билета будет около 5 тыс. рублей в одну сторону. Сейчас на рынке два перевозчика — S7 и «Уральские авиалинии», стоимость перелета — от 16 тыс. рублей и выше.
Бурятия включена в перечень труднодоступных регионов, межрегиональное авиасообщение будет субсидироваться: уже заявились к субсидированию восемь направлений, в том числе из Красноярска, Новосибирска, Якутска, Хабаровска.
— Каковы перспективы у местных авиакомпаний? Там же была достаточно сложная ситуация…
— У компании «Бурятские авиалинии» перспектив нет, они не летают. Мы сейчас работаем над тем, чтобы создать одну местную авиакомпанию, куда войдут то, что осталось от «Бурятских авиалиний», действующая авиакомпания НПК «ПАНХ», и мы пытаемся привлечь еще одно предприятие. Думаем, что после появления местной авиакомпании будут развиваться перевозки внутри региона и будет возможность летать в соседние регионы.
У нас север республики до недавнего времени больше ориентировался на соседние Иркутск и Красноярск, чем на столицу Улан-Удэ. Ведь сквозной автодороги через республику нет, а по железной дороге через Тайшет добираться до Улан-Уде почти двое суток. Самолет летал один раз в неделю, и билет стоил 11 тыс. рублей.
Сейчас мы запускаем из международного аэропорта Байкал в Улан-Удэ два раза в неделю рейсы в Таксимо на севере Бурятии, три раза в неделю в Нижнеангарск. Полеты субсидируем из республиканского бюджета. Стоимость перелетов составит 6–7 тыс. рублей.
— Одна из первых официальных встреч у вас была с президентом РЖД Олегом Белозеровым. Вы обсуждали пригородные перевозки, возможность использования Бурятией сквозных магистралей, которые идут через республику. Какие есть планы?
— Сразу скажу: мы сильно на железнодорожную логистику повлиять не можем. Железная дорога, которая проходит через Бурятию, транзитная. Мы не формируем грузовую базу — есть немного леса, но объемы перевозок несущественные. Мы не можем определять условия работы и загруженность железной дороги.
И это касается всего: не только железнодорожных перевозок, но и автомобильных. Все, что мы производим, используется в основном для собственных нужд, не вывозится из региона. Открытым в перспективе остается вопрос по Озерному месторождению цинка — строить там железную дорогу или не строить? Но 990 тыс. тонн в год для железной дороги — это небольшой объем. Нет рядом прилежащих перспективных месторождений, которые могли бы там дать дополнительную базу и объем для перевозки по железной дороге. Может быть, лес, но…
Таким образом, мы пока не можем говорить о том, что железнодорожная ветка от данного месторождения будет самоокупаемой. Отсутствие таковой от Озерного ГОКа для нас пока не критично — есть технологическая автодорога до Могзона, там можно будет перегружать сырье в вагоны.
Конечно, нам хотелось бы иметь через Бурятию связь от Транссиба до БАМа — это линия Могзон — Новый Уоян. Она в стратегии железнодорожного транспорта прописана. Я, еще работая в Минтрансе, сам ее вписал в 2007 году. Но это очень капиталоемкий проект, говорить о его ближайшей перспективе пока преждевременно.
— Политика транспортной доступности региона нацелена в том числе и на развитие туризма…
— Для этого тоже, но в первую очередь все делается для местных жителей, чтобы не было ощущения изолированности. Ведь сейчас наши люди, чтобы слетать в Москву, едут в Иркутск и Читу: оттуда дешевле добраться до столицы, чем из Бурятии!
— На каких туристов ориентируетесь и что Бурятия готова предложить сейчас гостям?
— Мы рады всем туристам, но есть исключения. Мы за тех, которые не несут нагрузку для экологии и эффективны для экономики республики. Вариант «приехал, поставил на берегу палатку, сходил в кусты, оставил гору битых бутылок и уехал» неприемлем. Ничего, кроме раздражения местного населения и нагрузки на экологию, это не вызывает.
В апреле на Красноярском экономическом форуме я выступил с предложением включить Бурятию в число пилотных регионов, где будет введен «курортный сбор». С «дикарей» на Байкале надо собирать деньги, пусть по сто рублей, но эти деньги пойдут на уборку территории от мусора.
Я очень надеюсь, что, как только будет решена проблема транспортной доступности, регион будет востребован туристами круглый год.
Не все знают, что в Улан-Удэ есть уникальный Центр восточной медицины, в котором применяются высочайшие компьютерные технологии диагностики и восточные практики. Туда и президент Татарстана Рустам Минниханов заезжал. Мне рассказывали, он был поражен.
Два своих выходных, которые у меня были за все время начиная с 7 февраля, я провел в этом центре. Восстанавливался после напряженной работы, вышел оттуда как заново рожденный.
— Туристы поедут туда, где есть не только красивые места, но и нормальные отели…
— Резиденты «Байкальской гавани» на встрече подтвердили намерение строить новые гостиницы. Но туристам интересны не просто отели, многие хотят местного колорита, а это этноотели, такие проекты тоже есть.
Мы недавно презентовали в Москве проект нашего скульптора Даши Намдакова — это большое здание, выполненное в виде мамонта. Предполагается построить его на берегу озера. Это будет грандиозное, необычное сооружение с этноисторическим колоритом: высота одного бивня — 100 метров, в голове — помещения и конференц-залы.
Я надеюсь, если идея будет реализована и мамонт появится на берегу Байкала, через некоторое время он станет визитной карточкой, брендом республики, именно с ним будет ассоциироваться регион.
— 2017 год объявлен Годом экологии. Бурятия — один из регионов, где эта тема наиболее актуальна из-за близости Байкала. Как регион участвует в решении экологических проблем озера?
— Проблема стоит очень остро: на территории республики сосредоточена практически вся водосборная часть Байкала — не в Иркутской области, а именно у нас. Вся нерестовая база байкальского омуля у нас. Бурятии очень нужны очистные сооружения. В этом году мы уже начинаем реконструкцию очистных сооружений в Улан-Удэ, где в сутки сбрасывается 135 тыс. тонн грязных вод.
У республики есть полномочия по тушению лесных пожаров, деньги на эти цели выделяет федерация. По нормативу нам нужно более 2 млрд рублей, а получаем около 300 млн. Вот и весь расклад Для Бурятии актуален вопрос и со свалками. Вся программа по отходам укладывается в 14 млрд рублей, из них 6 млрд рублей — это ликвидация более 300 несанкционированных свалок, остальные 8 млрд — создание 23 полигонов, строительство мусороперерабатывающего завода, мусоросортировочных и мусороперегрузочных станций.
Программу мы должны запустить в этом году, но пока не понимаем до конца степень федерального участия. В планах, и уже не только на бумаге, строительство мусороперерабатывающего завода по японским технологиям, сейчас идут переговоры.
— Какова ваша позиция по поводу строительства ГЭС в Монголии, как вы оцениваете угрозу Байкалу?
— Мы глубоко погружены в эту тему, недавно провели в Улан-Удэ экологические слушания под эгидой Всемирного банка. Вынесено однозначное заключение о невозможности строительства ГЭС. Мы на всех уровнях вопрос прорабатываем и, как можем, доносим свою позицию.
— В регионе есть еще одна большая проблема — лесные пожары. В этом году Бурятия опять горела, несколько десятков строений сгорели в селе Черемушки. Из года в год местные власти, лесники говорят о нехватке средств, выделяемых на профилактику и борьбу со стихией, возникают споры о распределении полномочий между регионом и федерацией. Регион не раз критиковали за готовность к тушению пожаров, вы согласны с этим?
— Сказать, что регион не делал и не делает ничего, нельзя. Да, подготовка к пожароопасному сезону вызывает вопросы. Например, прошлогодний сводный план по тушению природных пожаров был, скажем так, немножко необъективным. Он предусматривал готовность 4 тыс. специалистов встать на защиту леса.
В этом году стали смотреть — оказалось, на деле готовы к тушению не более 2 тыс. Теперь мы планируем работу, рассчитывая на реальные силы. У меня в правительстве появился зампред по безопасности, который будет отвечать в том числе и за пожарную безопасность региона.
Есть еще один важный момент. У республики есть полномочия по тушению лесных пожаров, деньги на эти цели выделяет федерация. По нормативу нам нужно более 2 млрд рублей, а получаем около 300 млн. Вот и весь расклад.
Сейчас мы запускаем проект по применению беспилотников — мониторить ситуацию с лесными пожарами будут специальные аппараты с видеофиксацией. В остальное время аппараты будут помогать бороться с браконьерами. Проект технического задания сформировали, договорились с Рослесхозом, Минфином России, заявку подали на дополнительное финансирование — это около 20 млн рублей на один сезон.
